Желание побывать на Полной у нас созрело давно, но осуществить его все как-то не удавалось. И только после того, как наш общий приятель Иван Сергеевич Луконин которому требуются аквариумные креветки своих поездках на эту незнакомую нам речку, мы решились. Да и как можно было устоять против заманчивого рассказа Ивана Сергеевича о ней, передаваемого с той особой страстью, которая понятна только рыбацкому сердцу.
— Эх, ну и Полная,— говорил он нам.
— Течет она спокойно среди широких зеленых лугов, в низких, кое-где заболоченных берегах, поросших то густым высоким камышом, то ивняком, через который не без труда проберешься к воде.
Есть на Полной и открытые берега. Подойдешь в таком месте к низко склонившейся над водой старой ветле, глянешь в черную воду глубокого омута, и кажется, что вот заволнуется вдруг неподвижная гладь реки и выглянет из подводного царства огромная усатая голова чудища-сома или страшная пасть щуки-утятницы. Ух, прямо в дрожь бросает!
Тут Иван Сергеевич , протянул вперед полусогнутые руки с растопыренными пальцами и посмотрел на нас таким страшным испуганным взглядом, что у меня и в самом деле по телу мурашки забегали.
Но вот уже Иван Сергеевич как ни в чем не бывало спокойно продолжает свой рассказ, чертя перед нами палочкой на земле план одного из примечательных мест на Полной.
— Не могу передать вам словами всю прелесть рыбалки у старой мельницы.
Самой-то мельницы там уже нет, место условно так называют местные рыбачки. На речке его легко найти по ветхому покосившемуся амбару, что стоит на берегу среди высокой крапивы и зарослей крушины, опутанной ежевикой. Так вот тут речка имеет широкий плес с небольшим заливчиком, заросшим камышом и кувшинками. Поодаль от него омут с низким, но крутым, отвесно уходящим в воду берегом.
Тут смело садись с удочками: будешь и с лещами, и с крупным окунем. Ну, а за омутом недалеко песчаная отмель. Здесь можно искупаться и погреться на солнышке, а под ветлами отдохнуть. Никакого санатория не надо! Вот ведь какая эта Полная. Иван Сергеевич достал из портсигара папиросу, закурил и вновь продолжал.
— Нужно вам сказать, что в этих местах рыбы… видимо-невидимо, но ничем ее, кроме удочек, не возьмешь: на дне речки, особенно в омуте, сплошные каряги, так что и удочками надо ловить осторожно, иначе все лески в реке оставишь и рыбьего хвоста не увидишь. Так-то! И почти шепотом добавил:
— А какая рыба на Полной. Лещи, язи, окуни… отборные. В Сейме таких никогда не ловил.
Словом, своим рассказом Иван Сергеевич вселил в нас твердую решимость непременно побывать на Полной.
Выезд тут же единодушно был назначен на предстоящий выходной день. К этому времени были припасены самые разнообразные насадки: красные навозные черви, моченый горох, зерна пареной пшеницы, искусно сваренная пшенная каша, сдобренная анисовыми каплями. Предусмотрительный во всем наш товарищ по рыбалке Николай Иванович Филонов, не преминул набрать на огороде ночью, под свет фонаря, несколько десятков толстых упругих червей-выползков.
В общем, недостатка в насадках не было. В долгожданный ранний субботний вечер я и мой приятель, Федор Степанович Озеров, в полном снаряжении, явились к Николаю Ивановичу. Его мы застали на дворе у собственного голубого «Москвича», который он тщательно осматривал перед поездкой. Оставим его пока заниматься этим делом и поведаем читателю о том, кто мы.
Наиболее «квалифицированным» рыбаком среди нас троих безусловно является Николай Иванович. Хотя у остальных тоже не малый, накопленный годами опыт рыбалки, но перед ним мы отступаем. За свою богатую, интересную всякими приключениями жизнь он побывал с ружьем и удочками на далеком величавом Амуре, на таежных берегах холодной стремительной красавицы Ангары и на широких просторах матушки Волги. Он знает не только реки и озера Карелии и солнечного Закавказья, Дон и Днепр, но и многие другие реки и речушки нашей необъятной Родины.
С Николаем Ивановичем Филоновым мы знакомы более шести лет. Ему сейчас уже сорок восьмой, но с момента нашего знакомства время ничуть его не изменило. Все тот же смуглый загар лица, копна слегка вьющихся черных волос над высоким лбом и пучки ниток-морщинок у карих, чуть прищуренных глаз. Он широкоплеч, строен и по тому, как легко поднимает сзади кузов «Москвича», можно судить, что природа не обидела его физической силой.
В долгие зимние вечера, когда на дворе стоит свирепый мороз или завывает вьюга, мы частенько коротаем время у него на квартире, подолгу слушая чудесные рассказы о необычайных приключениях в сибирской тайге, замечательных охотниках-следопытах Дальнего Востока, о ловле лососей в реках Севера и многом другом. Немало возникает тут разговоров насчет техники уженья. И Николай Иванович делится с нами всем новым, что им замечено, изучается или уже проверено практикой и прочно вошло в употребление.
За несколько лет многих совместных посещений реки мы узнали своего вожака как искусного спортсмена-спиннингиста и как знатока других, самых разнообразных видов рыбной ловли.
Стоишь, бывало, невдалеке от него на берегу Сейма и любуешься, как он мастерски, почти беззвучно, кладет блесну на воду, или положит ее в центр небольшого «окна» то ли в прибрежных камышах, то ли между коряг, что невольно так и хочется крикнуть: «Пропала блесна, ставь, Николай Иванович, другую!» — но тут же видишь, как он ловко выводит ее из опасного места или уверенным движением руки подсекает стоявшего там хищника.
Отлично пользуется он донными удочками, способом уженья в проводку, нахлыстом. Прекрасно знает, где, когда, какую рыбу ловить и какой насадкой успешно можно пользоваться в то или иное время года. Потому-то он никогда не возвращается с реки домой без улова. В этом Николаю Ивановичу завидуют даже опытные рыболовы. Называем мы его и бродячим «консультантом».
Он частенько дает советы многим молодым удильщикам, где можно сегодня порадовать себя, ну хотя бы пескарями, если нет надежды на большее. А там, глядишь, показывает новичку, какой должен быть крючок, леса, груз,— чтобы ловить на быстринках Сейма красноперых красавцев голавлей. Таков наш друг и товарищ.
Что касается нас — Федора Степановича Озерова и меня,— то пожалуй можно ограничиться тем, что по летам и «рыболовецкому стажу», мы подстать Филонову.
Долог июньский вечер. Уговорившись приехать на Полную к первым проблескам утренней зари, мы с выездом не торопились. Пристроив на кузове «Москвича» большой пук удочек и разместившись в нем кое-как с походными вещами, тронулись в путь только в первом часу ночи. Погода поездке благоприятствовала. Ночь была тихой, и в глубоком безоблачном темном небе над нами висела полная луна. Заря обещала быть теплой, безветренной.
«Москвич» хотя двигался и не быстро, но за разговорами сорок километров дороги прошли незаметно. Вот и поселок из нескольких домов, о котором говорил нам Луконин. Здесь когда-то была сельскохозяйственная коммуна, а теперь полевой стан одного из колхозов. В поселке все еще спали и расспросить, как проехать к Полной, было не у кого. Решили, что дорогу как-нибудь найдем сами.
Выехав на окраину поселка, мы оказались у довольно крутого спуска. Отсюда в тускнеющем предутреннем свете луны, в легкой дымке открылась широкая пойма Полной. Под горой, на переднем плане шли заросли темного молодого ольховника, за ним бескрайне простирался луг, по которому, отливая серебром, извиваясь, уходила в туманную даль река. Спустились вниз к лесу по едва заметной дороге и сразу же попали на край болота.
Поразмыслив, направились дальше между горой и заболоченным ольховником. Вскоре дорога свернула в лес. Решив, что она выведет нас на луг, мы настороженно продолжали ехать дальше. Вдруг мотор машины натужно зачихал и захлебнулся. Мы не сразу сообразили, что произошло. Николай Иванович раза два-три заводил мотор, но как только включал скорость, опять следовало натужное чиханье и мотор глох.
Я и Федор Степанович поспешно вылезли из машины и… опешили. «Москвич» глубоко засел в рыхлой торфянистой почве. По предложению Николая Ивановича, попробовали в помощь мотору раскачивать машину взад и вперед, но она только глубже ушла узкими колесами в разжиженную землю и плотно села всей рамой на мшистую поверхность торфяника. Безуспешно провозились еще некоторое время. Шел четвертый час утра.
В воздухе — не шелохнет. «Какая чудесная заря! Сидеть бы сейчас где-нибудь на реке и ловить тех крупных лещей, язей и окуней, о которых так соблазнительно рассказывал Луконин. Река ведь тут, вот, рядом»,— думал я с досадой и тут же в душе почему-то ругал Луконина, будто он и в самом деле являлся виновником нашего несчастья.
Но вот Николай Иванович прервал мои размышления, предложив направиться в поселок и попросить там топор и лопату, без которых, по его мнению, нам с «Москвичем» из трясины не выбраться. Минут через двадцать, преодолев крутую гору, я и Федор Степанович были уже в поселке. У калитки одного из домов мы встретили высокого седобородого старика, в старом заплатанном овчинном кожухе.
— Дедусь, не поможешь ли нашей беде? — обратился к нему Федор Степанович и, не дожидаясь ответа, торопливо рассказал старику о том, как мы попали с машиной в трясину и, чтобы выбраться из нее, нам нужны топор и лопата.
Пока Федор Степанович говорил, старик, слушая, осмотрел внимательно нас по очереди колючими глазами из-под насупленных бровей и потом, когда мой приятель кончил, он торопливо сердито заговорил.
— Чорт же вас понес в болото! — То ли глаза на затылке были?!
Там же никто не ездит, разве только за дровами зимой, да и то редко. Я сам рыбалю на речке, так хожу не через лес, а в обход леса. Дорога-то недалеко проходит от того места, где вы засели с машиной. После короткой паузы, оживляясь, он добавил:
— Рыбка в нашей речке водится хорошая, только видно не про вас… простофиль. И еще минут десять старик разносил нас «на все корки».
Вначале мы виновато оправдывались, но, видя, что он и не думает нам помочь, ультимативно потребовали от старика ответа. Однако старик с ответом не спешил. Усмехнувшись себе в бороду, он неторопливо достал из кармана кожуха щепотку махорки-самосада, наполнил ею глиняную трубку и как ни в чем не бывало попросил спичек. Поведение старика нас возмутило и я не выдержал.
— На, тебе, дед, прикурить и будь здоров! Пойдем просить подмоги у других! Вместо ответа старик не спеша раскурил трубку, вернул спички и вперился в меня своими выцветшими глазами.
— Ишь ты, какие шустрые рыбаки нынче пошл и,—выпалил он вдруг.
— Сами виноваты, да еще и на ноги наступают.
Вот за то, что вы по необдуманности загрузили машину в болоте, я и хочу вас поманежить, чтоб в следующий раз умней были. Ну, а теперь вот что: дам я вам вороток с тросом, да смотрите, назад доставьте, потому может другим понадобиться. К тому же дорог он мне. За такой вот вороток медаль я получил. При этом старик выпрямился и лицо его приняло выражение важной серьезности. Почмокав несколько раз мундштук своей незатейливой трубки, зажатой в руке, он продолжал:
— Когда я был в сорок втором в партизанах, пришлось таким воротком пользоваться.
Были мы как-то с товарищем в разведке,— тогда отряд наш действовал в брянских лесах,— ну и наткнулись на немцев. Возились они с автомашиной, у которой на прицепе пушка противотанковая была. Дорога по заболоченной местности проходила. Хотели фрицы болото объехать, да не вышло: загрузили и машину и пушку, а время уж к ночи. Они помыкались, потоптались, да так ничего и не могли сделать.
Оставили, значит, двух часовых, а сами ушли. Когда совсем стемнело, мы часовых тихонько убрали и думаем: «Как же это нам пушчонку в отряд доставить?» Мой товарищ и говорит: «Знаешь что, Демьяныч, давай пушку воротом вытащим. Ночью сюда фашисты не явятся, побоятся, а мы, когда на сухое место ее определим, сходим в отряд, доложим командиру, он пошлет с нами людей.
Мы тогда и спрячем ее в лесу. Глядишь отряду понадобится». Так и сделали. Сходили к разбитой телеге, что лежала недалеко у дороги, сняли с нее колесо, нашли поблизости кол, притащили все это на место и наскоро установили ворот метрах в пятнадцати от пушки.
Трос, который в машине оказался на наше счастье, одним концом прикрепили к колесу, а другим к пушке, да так и вытащили её, голубушку, из болота на сухое место. Когда пришли с нами люди из отряда, мы ту пушку затянули далеко в лес и там запрятали. Она потом немалую службу отряду нашему сослужила. Ещё рассказал бы, как вороток нам помогал, да хватит: на рыбалку вы и так, благодаря своему безрассудству, запаздываете.
Старик подвел нас к сараю, и, указывая на колесо, из ступицы которого торчал заостренный кол, уже совсем ласково проговорил:
— Берите, ребятушки, этот инструмент.
Трос я вам сейчас принесу. Федор Степанович взял на плечо колесо с колом, а я трос, принесенный стариком, и под напутственные слова Демьяныча оба быстро зашагали к машине. Вскоре «Москвич», пофыркивая мотором, стоял на твердой земле. Вороток Демьяныча сделал свое дело и с благодарностью был возвращен старику-партизану.
Но все-таки лучшее время для рыбной ловли было потеряно. Поймав на Полной с десяток крупных жирных окуней да несколько красноперок, мы уехали домой. Но долго ещё будет помниться нам старик-партизан Демьяныч и его хитрый вороток.
На Полной мы потом бывали не раз. И всегда уезжали домой с хорошим уловом.