Рыбалка на Карагужихииском пороге

Рыбалка на Карагужихииском пороге Волнующая мечта — побывать на порогах реки Убы, испытать радостное чувство борьбы с сильным и упорным хищником — тайменем, чувство, понятное только страстному рыболову-спортсмену,— наконец осуществлена!

Это было в июле. В Восточном Казахстане стояли ясные жаркие дни, погода обещала быть устойчивой, и мы с сыном выехали на мотоцикле из Верх-Березовского рудника в поселок Карагужиху. Нам предстояло проехать 120 километров.

Серая лента хорошей грунтовой дороги вилась по холмистой, дышавшей жаром степи. По обе стороны, насколько мог видеть глаз, простирались поля пшеницы, кукурузы, подсолнуха. Через два часа, покрыв половину пути, Мы были в поселке Волчиха. Оставшиеся 60 километров ехали проселочной дорогой среди покрытых сплошным лесом отрогов Алтайских гор.

Солнце уже опускалось за горные хребты, когда показалась Карагужиха. Остановились мы около расположенного на отшибе домика. Хозяева встретили нас приветливо, пригласили переночевать. Реку Убу по рыбным породам можно разделить на две части. От истока на протяжении 100—ПО км — в местах со множеством порогов, крупнокаменистым дном, чрезвычайно быстрым течением и светлой, холодной водой — обитают преимущественно таймень и хариус.

В глубоких ямах с водоворотами, глубина которых достигает 5—6 метров, встречается крупный таймень весом до 30 кг, в более мелких местах вес тайменя не превышает 5—6 килограммов. Обычный вес хариуса — 100—150 граммов, редко встречаются экземпляры до 2—2,5 кг. В нижней части, до Иртыша, Уба шире и глубже, течение спокойнее, вода теплее. Из крупных рыб водятся щука, нельма и окунь. Летом таймень почти не встречается.

В три часа утра, позавтракав и распрощавшись с гостеприимными хозяевами, мы уже шли к порогу вниз по реке. На востоке виднелись снежные вершины Тигерецкого хребта. Там берут свое начало Уба и ее притоки: Бама и Белопорожная Уба. По рассказам местных жителей, в верховьях этих рек громадное количество тайменя и хариуса держится до октября в ледниковой воде. В октябре рыба скатывается вниз, где и зимует в более тихих и глубоких местах.

На западе, в трех километрах ниже поселка, проступала сквозь туманную пелену Сапун-гора. Около нее Уба делает крутой поворот на северо-восток, откуда и начинается Большой Убинский, или, как его называют местные жители, Карагужихин-ский порог.

Обойдя по склону горы один довольно опасный приток, мы спустились к воде. Берег на всем восьмикилометровом протяжении порога был покрыт гранитными валунами и плитами. Река мчалась среди высоких лесистых гор. Порог начинался перекатом с небольшими, разбросанными по реке белыми барашками. Ниже появлялись гребни пенившейся воды, течение становилось быстрее, а через два километра реку уже преграждали сплошные пороги.

Слабый вначале, шум воды все время усиливался. Мы с трудом слышали друг друга — приходилось кричать.
Вот уже пройдено около 6 километров, сделана уйма забросов, но хваток не было.

Миновав второй поворот, мы подошли к большому порогу. Над рекой стоял рев от бушевавшей воды. Сплошная каменная гряда порога с выступавшими из воды «востряками» упиралась на нашей стороне в наклонную гранитную плиту берега, на противоположной— в отвесные скалы. Прорываясь между камней, река низвергалась с метровой высоты, образуя пенистые буруны и водяную пыль, и неслась дальше стремительным потоком, преодолевая все новые и новые препятствия.

Полюбовавшись порогом, мы решили отдохнуть и закусить — пройденный по валунам путь напоминал о себе.
Приближалось время вечернего жора. Ниже порога, метрах в пятидесяти, за громадным камнем, около омута сидел рыболов. Около него лежали спиннинг и удочка. На удилище в нескольких местах были привязаны веточки черемухи, — это было для нас в новинку. Мы подошли, разговорились.

— Я сюда вчера пришел,— стал рассказывать рыболов который любит посещать рыболовный магазин с доставкой,— хватился, а блесенок нет, наверное, оставил где-нибудь на камне, когда ловил.

Да и к лучшему это. Блесны у меня плохие, самодельные, а таймень — рыба умная, осторожная. Не понравится блесна — не возьмет. Вот и ловлю удочкой. Да пока его не раздразнишь, он и на крючок не ловится. А удилище замаскировать нужно.

«Ну, уж это слишком. Маскировать удилище и дразнить тайменя, — не рыболовная ли это сказка?» — подумал я. Мы попросили показать нам, как он ловит. Рыболов согласился, и мы впервые увидели этот своеобразный способ ловли.

Кривое черемуховое, очень крепкое удилище было длиною метра три: толщина его рукоятки примерно три, а тонкого конца полтора сантиметра. Леска голубого цвета из переметного шнура, на конце — миллиметровая железная проволока с большим, длиною со спичку, самодельным крючком. Выше крючка — круглое свинцовое грузило весом 250—300 граммов. Длина лески с поводком на полметра короче удилища.

— Подползите к самому краю плиты, смотрите и не шевелитесь,— сказал рыболов.

Мы так и сделали. Насадив на крючок несколько крупных червей, он стал медленно выдвигать удилище над водой. Оно походило на большую ветку, наклонившуюся с берега…

Нам было хорошо видно, как насадка остановилась над каменной плитой, лежавшей на дне. Прошло не более 10 минут, и на плите появилась темная спина рыбы. Это был таймень, он стоял на глубине около двух метров. Рыболов подвел к его пасти насадку, но рыба не обращала на нее внимания. Мы лежали не шевелясь, напрягаясь до предела. Боялись даже дышать.

Но вот грузило поднялось и, быстро опустившись, задело рыбу. Потом еще и еще раз. Только после третьего или четвертого касания насадка была схвачена, но с такой быстротой, что мы не успели даже уловить этот момент.

Вода всколыхнулась, и рыболов с большим усилием вытащил на берег пятикилограммового тайменя. Снятую с крючка рыбу он отнес в «холодильник». Холодильником оказалось естественное углубление в камне, куда стекает холодная родниковая вода. Три, четыре пихты, шатром раскинувшиеся над камнем, предохраняют воду от нагревания, и рыба не портится в течение двух, трех суток. В таких холодильниках сохраняют улов все карагужихинские рыболовы.

Вскоре наш новый знакомый собрался домой, и мы, подарив ему на прощанье несколько заводских блесен и крючков, расстались.

Применить новый способ ловли у нас, к сожалению, не было возможности. У рыболова червей не оказалось, а отыскать их на берегу реки или в лесу трудно. Червей надо было запасать в поселке.

Мы продолжали ловить спиннингом. Ширина реки не превышала 20—25 метров, что позволяло облавливать любое место. Мы проводили блесны и над той плитой, где так успешно ловил удочкой наш новый знакомый, меняли блесны, но все безрезультатно. Из трехлетнего опыта ловли спиннингом мы сделали вывод, что вращающуюся блесну-ложечку, сделанную из красной или желтой меди, толщиною в один миллиметр, при светлой воде можно с успехом применять на любого хищника. Почему же все-таки таймень не брал блесну? Разгадка пришла сама собой.

До заката солнца оставалось не более двух часов, и мы решили попытать счастья в ловле на бурунах около самого порога. Несколько сильных всплесков воды, как будто от брошенных больших камней, заставили нас вздрогнуть. У противоположного берега несколько раз повторилось то же самое — это жировали таймени.
Но что это?

В освещенной низкими солнечными лучами болотистой водяной пыли порога сверкали серебристые и серебристоголубые стрелы. Нельзя было оторвать глаз от этого чарующего зрелища. Мы подошли ближе. На расстоянии 25—30 сантиметров от поверхности воды, медленно колыхаясь, сплошной массой, стояли хариусы. Рыбы стремились преодолеть порог, но вода сбрасывала их обратно.

С чувством умиления смотрели мы на этих красивых рыб, с таким беспредельным упорством штурмовавших, казалось, непреодолимое препятствие. Некоторые рыбешки выбрасывались на наклонную гранитную плиту берега; потрепыхавшись, они соскальзывали обратно, но многие из них почему-то исчезали.

Подойдя поближе к плите, мы обнаружили в ней глубокую трещину длиною около четырех метров. Туда-то и попадала часть рыбы. Медлить было нельзя, нужно было спасать этих упорных храбрецов. Мы завалили трещину камнями и убедились, что теперь рыба перестала пропадать,— она скатывалась в реку…

Только теперь нам стало понятно, почему таймени не брали блесну: громадное количество хариуса, скопившегося у порога, обеспечивало им питание.

Уже темнело, надо было подготовиться к ночлегу. Мы разожгли костер подальше от кромки леса, сварили чай, закусили. Залили догоравший костер водой и уснули на мягкой постели из мха.

Едва на востоке показалась серая полоска утреннего рассвета, мы снова двинулись к следующему порогу, — до него было около километра. Порог преграждал всю реку. Около берегов были водовороты с кружившейся пеной и много небольших плесов-затишков; только посредине реки вода мчалась быстрым, неудержимым потоком.

Желая проверить, правду ли говорил рыболов об «умственных способностях» тайменя, мой сын прицепил самодельную блесну-ложечку из красной меди и, сделав заброс в водоворот у противоположного берега, стал медленно подматывать. Когда блесна подошла к берегу метров на пять, следовавший за ней таймень сделал красивый поворот и ушел в глубину.

При вторичном забросе получилось то же самое,— очевидно, блесна не вызвала у тайменя желания схватить ее. И в самом деле, блесна была сделана несколько небрежно: тройник был излишне большой, да и сама блесна при вращении сильно «разбрасывалась».

Сын заменил ее такой же блесною с небольшим якорьком, выступавшим за конец блесны всего на 5 миллиметров. Блесна эта вращалась вокруг стержня якорька без «разброса». Послав ее в тот же самый водоворот, сын сразу же подсек красавца тайменя весом около трех килограммов. На том же месте был пойман еще один таймень весом в четыре килограмма.

Я прошел метров на двадцать ниже, прицепил лососевую блесну белого цвета и стал делать забросы веером чер^з 4—5 метров, с тем, чтобы блесна попала в поле зрения рыбы, где бы она ни находилась. Течение позволяло в зависимости от скорости подмотки проводить блесну на любой глубине. При одном забросе блесна перелетела через выступавший из воды большой камень, вода за которым клокотала и пенилась. Я почувствовал такой сильный рывок, что спиннинг чуть не выпал у меня из рук.

С большим трудом я стал вращать поставленную на тормоз катушку. Таймень метался в струе потока, всплывал на поверхность и снова исчезал под водой. Бросившись вверх по течению, внезапно изменял направление, стремился уйти за камень, в глубину. Такое бурное сопротивление тайменя мне пришлось встретить впервые.

На снасть я надеялся: двухметровое сухое березовое удилище диаметром на конце 6 миллиметров; катушка диаметром 120 миллиметров, закрепленная витками медной проволоки; леска диаметром 0,6 миллиметра, якорь и заводные кольца — все прочное, надежное. И все же одолевали сомнения — как бы не сошел…
Борьба длилась минут 10—15, не более, но казалась бесконечно долгой. Я едва удерживался на ногах, но, наконец, мой противник ослабел,— он стал спокойнее и уже шел к берегу.

Когда сын забагрил пойманного богатыря *и мы вытащили его на берег, то прежде всего определили вес. В нем оказалось 9 килограммов. Опасения мои были напрасны,— он сидел «замком» на всех трех остриях якорька.

Три замечательно красивые рыбы с серовато-темными спинами, темными пятнами на боках и оранжево-красными плавниками лежали около нас. Мы были довольны ими, отдыхом и переживаниями. Собираясь домой, я вспомнил уважаемого профессора А. С. Бутурлина, который в одной из своих книг так замечательно охарактеризовал волка. Он назвал его «красивым, умным и хитрым зверем». Не будет, пожалуй, большой ошибкой, если назвать и тайменя — красивой, умной и хитрой рыбой.

В обратный, путь решили идти по тропе, через горный хребет. Нужно было преодолеть четырехкилометровый подъем и двухкилометровый крутой спуск к Карагужихе, но все-таки это легче, чем возвращаться берегом реки по валунам.

Так закончилась наша первая охота на тайменя!

Оставьте комментарий