Я хочу рассказать о случае, который произошел со мной лет тридцать назад, я в те времена как раз была незабываемая морская рыбалка в Тайланде. Было это в конце лета. По окраинам пустошей и в перелесках становилось все меньше и меньше головок сибирского пористого василька, засыхал погремок, почернели синие цветы горечавки, налились ягоды черемухи.
По лугам стояли стога сена, на полях убирали рожь. Все заметнее становилось приближение осени. Я с ружьем бродил по озерам. Всюду встречались выводки уток, попадались бекасы и дупели, но все это был молодняк, и стрелять в него не хотелось.
Я вышел к реке Аеву и расположился на берегу Ананьева омута, от которого вверх и вниз тянулись плесы, сплошь заросшие с берегов водными растениями — «лопушками», в середине же лишь кое-где виднелись белые кувшинки.
Почему омут назывался Ананьевым, никто не знал, но пользовался он дурной славой. Говорили, что нигде на реке нет столько рыбы, сколько в этом омуте, однако поймать ее невозможно. Коряжистое дно захватило немало неводов, сети же здесь никогда не ставились, а на плесах рыба ловилась плохо. Только удочками кое-кто добывал окуней, да и то редко.
Распространялись слухи о крупных щуках, головы которых от старости поросли серовато-зеленым мхом, необыкновенно сильных, хищных и до такой степени «хитрых», что поймать их не удавалось никакими снастями.
На жерлицы не брали, в сетях, поставленных на плесах, пробивали дыры и безнаказанно уходили. Ловить на омуте избегали. Все эти рассказы я вспомнил, глядя на гладкую поверхность еоды, по которой местами расходились круги от всплесков рыбы.
В это время на верхнем плесе появилась маленькая долбленая лодка с рыболовом. Умело нужно ездить на такой скорлупке: малейшая неосторожность — и выкупаешься. Дальше, видно, рыболов ехать не собирался, пристал к берегу выше омута, легко вытащил лодку и подошел ко мне.
Это был Григорий, знакомый парень лет семнадцати из соседней деревни, сын старого рыбака.
Разговорились. Он сказал, что направился по реке с дорожкой, но лов был плохой. Ловить же ниже омута ему не хотелось: места «неудобные», к тому же омут не такой, как другие; хотел возвращаться домой, да увидел меня. Я попытался уговорить его проехать с дорожкой под берегом омута и по нижнему плесу. Парень не отказывался наотрез, но и не соглашался.
— Не боишься ли чего? Нас двое.
— Нет. Чего бояться? Просто так, нет охоты.
Наконец, после моих настойчивых уговоров Григорий сел в лодку и, распустив дорожку, направился омутом. Я вскинул на плечо ружье и тоже медленно пошел вдоль берега. Так мы миновали омут и весь плес, но дорожка шла спокойно: или щук не было, или брать не хотели. Григорий выбрал в лодку дорожку и пристал к берегу.
— Знал, что ничего не будет. Здесь никогда не ловится.
— Почему? Щук нет?
— Как им не быть. Они везде есть. Просто место такое, неудобное.
Нам — оставалось распроститься и двигаться домой. Григорий отъехал на середину плеса и, пустив на шнуре медную рыбку, направился обратно. Я медленно пошел в свою сторону. Вдруг позади послышался крик. Потом он повторился. Меня встревожило предчувствие чего-то недоброго, и я поспешил на крик.
Вскоре я увидел Григория: ехал он медленно, и что самое странное, лодка шла сама собой и не носом вперед, а кормой. Григорий держал шнур, то подбирая, то пуская его, лодку же кто-то тянул, как на буксире.
— Ты кричал? В чем дело?
— Закричишь поневоле. Какой-то черт попал, рвется, тащит, не могу справиться, а бросить — жалко снасть.
— Зачем бросать! Не ослабляй шнура, чтобы щука не сорвалась, вытащим!
— Хорошо, если щука…
— Кто же, кроме щуки, может быть?
— Не знаю. Не бывало у меня такого… Все ехали ладно, а потом как рванет шнур, я и весло выронил из рук. Лодка еще такая, что вот-вот вывалишься.
В голосе и движениях Григория заметна была растерянность. А шнур между тем то уходил вглубь, то вытягивался на поверхность, то круто направлялся к берегу и снова возвращался на середину.
Раздумывать времени не было, я забрел в воду и протянул Григорию длинную таловую палку:
— Держись, подтяну к берегу.
Парень уже овладел собой и, как только лодка приблизилась к берегу, выскочил в воду. Щука заходила сильнее, и нам пришлось то подбирать шнур, то постепенно отпускать. Так прошло минут пятнадцать. Наконец, «чудовище» начало уставать и медленно пошло к берегу. Вскоре огромная щука, напоминавшая осиновый обрубок, показалась у поверхности воды.
— Подбирай осторожно, а я ей в голову заряд всыплю,— сказал я Григорию и тут же выстрелил.
Словно от падения тяжелого камня, взволновалась вода, взмутилось все кругом, перемешалось, нас обдало брызгами, но скоро шнур ослабел — со щукой было покончено. Не без усилий выволокли мы добычу на берег, осмотрели. Никакого мха на голове рыбы, конечно, не было.
— Крупная щука. Пожалуй, пуда полтора будет. Никогда не думал даже, что есть такие,— сказал Григорий.
— Если бы ушла щука, что бы ты рассказал дома?
— Известно что: «черт водил на поводу по Ананьеву омуту».
— И поверили бы?
— Еще прибавили бы к этому, и пошли бы по деревне гулять рассказы о чертях в Ананьевом омуте.