В восьмидесяти километрах северо-западнее Одессы утопает в садах и виноградниках деревня Чобручи.
Здесь, как и в расположенной невдалеке Слободзее, проводят летний отпуск тысячи ленинградцев и москвичей. Сады Чобручей подходят к берегу Днестра в том месте, где от него, пробиваясь через разрушенную дамбу, отходит полноводный рукав — река Турунчак. Падая через дамбу с высоты трех-четырех метров, вода вымыла ниже ее основания глубокий омут.
Турунчак течет более пятидесяти километров параллельно Днестру и снова соединяется с ним. Проходные и местные рыбы, поднимаясь к верховьям, идут и по Днестру и по Турунчаку. Рыба накапливается в омуте у Чобручей, не имея возможности подняться выше. Здесь обычны сом, судак, сазан, рыбец, голавль, язь, жерех, севрюга, тарань и чехонь.
Для промысловиков омут недоступен, потому что сильно захламлен топляками и камнями разрушенной дамбы. Одесские рыболовы добираются сюда не часто: в Чобручи не легко проехать из-за отсутствия постоянного транспорта. По сути дела, монопольным «хозяином» омута является дед Андрей — сторож колхозного виноградника, протянувшего отягченные гроздями лозы почти к самому омуту.
На своей нещадно текущей душегубке ставит он по омуту «перетяжки» (переметы) и, проверяя их, ворчливо ругает «проклятых сомов», сокрушающих его немудрящие снасти. Дед Андрей ругает их… по-французски. Он больше четырех лет провел во Франции, будучи солдатом русского экспедиционного корпуса, посланного царем для боевых действий на Западном фронте.
Ругать — ругает, но свое рыбное хозяйство знает хорошо и много дельных советов дает рыболовам-любителям по местным наживкам, повадкам рыб, условиям лова и особенностям дна омута. Как-то в погожее июльское утро я сел с донками на выходе из омута. Приятель мой торопливо собирал спиннинг, возбужденный гулкими ударами разгулявшегося жереха.
Наступало тихое утро. Еще не везде отделилась от воды пелена тумана. На пенистой струе, падающей за дамбой, расходились широкие круги от частых всплесков жирующей рыбы.
Первый заброс у приятеля оказался неудачным: блесна зацепилась за плиту, укрытую в бурлящей струе. Еще заброс — прямо на удар жереха,— и запела катушка. Жерех выбрасывался из воды, делал резкие повороты, стремясь уйти в камни, но умелый рыбак уверенно вывел его на чистоводье и, дав походить на кругах, настойчиво направлял в подсачек.
Я направился, чтобы помочь товарищу взять рыбу, но послышался стрекот катушки на моей донной удочке. Это оказался сазан, который скоро и улегся на травяную подстилку в кошелке. Товарищ мой тоже благополучно подсачил жереха, хотя дед Андрей, подошедший из сторожки, говорил с сомнением:
— Та хиба на такую павутынку нашу рыбу впиймаеш? У мене он яку шпагатинку обрывае, а цеж для него одно баловство.
Но когда рыба была снята с крючка, дед долго щупал капроновую жилку, почтительно рассматривал катушку и, наконец, заключил:
— Це никак хранцузы выдумалы такую хитрящую снасть, дошлый народ!
К полудню в наших рыбацких кошелках были и сазаны и жерехи, два голавля и три небольшие севрюги весом по килограмму. Моторкой добираемся по Днестру к Тирасполю, а затем уже поездом в Одессу.