Или, как река внутреннего бессточного бассейна, впадающая в огромное, но мелководное озеро Балхаш, имеет рыбную фауну совершенно своеобразную. Основными видами, населяющими и ее, и бассейн Балхаша, являются два ввда типичного центрально-азиатского рода, так называемых маринок.
Одна из них — балхашская маринка, красивая брусковатая серебристая или желтоватая, изредка оливково-черноватая, рыбка до 500 г весом. Другая — илийская маринка, неправильно называемая в Алма-Ате османом, значительно крупнее, обычно 3—4 кг, иногда и до 12 кг весом.
У обоих этих видов ядовиты икра и черная тонкая пленка, выстилающая брюшную полость и очень легко снимающаяся при мойке рыбы. Следует сказать, что пленка, если по незнанию ее оставить, вызывает сильную рвоту, а икра, в зависимости от количества, может вызвать и смертельный исход. Между тем молоки самцов, а также головы обоих видов маринки не только не ядовиты, но даже очень вкусны, и указания о их ядовитости в некоторых книгах совершенно ошибочны.
Видами Или и Балхаша являются также особый белый, лишенный темных поперечных полос балхашский или шренко в окунь и несколько крупных, достигающих длины 20—25 см и веса до 100 ггольцов-губачей: пятнистый, с рассеянными, как у леопарда, темными пятнами; одноцветный, серый и северцов-ский.
Балхашский окунь для рыболовов малопривлекателен: мелок, чаще всего 100—120 г, лишь в Балхаше достигает до 700 г, по окраске одноцветный, серый и, кроме того, чрезвычайно костляв.
Нельзя обойти молчанием и рыб, искусственно акклиматизированных в Или и Балхаше.
В 1905 году в Или прорвался, в связи с высокой водой ее алма-атинских притоков, сазан из городских прудов. Ныне он чрезвычайно размножился как в самой Или, ее старицах и притоках, так и в Балхаше, причем в дельтовых озерах во время подледного зимнего лова встречается до 7—8 кг весом.
Лет 10—12 тому назад был выпущен в Или аральскиь шип из осетровых рыб. Размножается он медленно и до сих пор к отлову сетями запрещен. Наконец, в последние годы выпущены в Балхаш аральский лещ и усач.
С ужением рыбы на Или и Балхаше мне пришлось познакомиться лично во время ботанических путешествий. Первое из них происходило во время Отечественной войны, когда я на лодке спустился от поселка Илийского до Балхаша примерно на 300 км, пересек на рыбацкой «реюшке» Балхаш и от рыбного завода Буро-Байтал с большим трудом добрался до станции Эспе, Турксибской железной дороги. Ужением рыбы мы занялись с первого же часа прибытия на реку.
Сразу же встал обычный и чрезвычайно затруднительный в Казахстане вопрос о насадке. Запас красных червей, предусмотрительно нарытых в Алма-Ате на огородах, был значительный, но при изнурительной жаре они быстро портились.
К тому же и клев на червя был далеко не блестящим, ловились преимущественно гольцы, а излюбленная нами маринка «стрелка» попадалась лишь изредка, одна на десяток-полтора гольцов.
Около Илийска течение очень быстрое, и ловили мы без поплавка, с тяжелым подвесным грузилом. Были у нас и шнуры, типа подпусков, с 5—6 крюками каждый; их мы ставили на ночь и наживляли лягушатами или разрезанными пополам мелкими гольцами. На них попадались лишь изредка одна-две маринки весом до 2 кг.
Вскоре черви вышли, и наше благополучие окончилось. Были испробованы хлеб, пареная кукуруза и кобылки. Первые две насадки успеха совсем не имели. На кобылку же ловилась только маринка, да и то изредка. Тогда мы стали ловить на кишки маринок.
Кишки эти всегда бывали наполнены зеленоватой полупереваренной массой и быстро портились. Чтобы избежать этого, мы промывали их и выдавливали из них содержимое, после чего они становились похожими на тонких розовых червячков. Эти «червячки», насаженные на крючок в виде бантика, стали универсальной насадкой для маринок, окуня и гольцов.
При остановке на ночлег выбирался какой-нибудь удобный для стоянки поворот реки, где она образовывала затишку или противотоки, и дежурный рыбак садился тотчас ловить рыбу. Двое других участников экспедиции ставили палатки и марлевые пологи, так как комаров на Или необыкновенно много.
Километров двести мы плыли в высоких берегах, покрытых «тугуями», т. е. древесными зарослями из тополей, ивняков и разных пустынных кустарников. Примерно в ста километрах от Балхаша Или начинает отделять крупные боковые протоки: Джпдели, Топар и другие и вступает в совершенно плоскую равнинную дельтовую область, заросшую непроходимыми камышами, тысячей протоков и множеством озер, доступных только в зимнее время, когда на них происходит подледный неводный лов сазана.
Тут Или в значительной степени изменяет свой облик. Она медленно течет в низменных камышовых или иловатых берегах, чаще образует острова и кишит рыбой. Нам пришлось наблюдать здесь невиданный способ промышленной ловли: сидит человек на приступочке берега с небольшим, меньше метра в диаметре, сачком и однообразными взмахами цедит воду сверху вниз по течению. За день куча вычерпанной им рыбы достигает его роста…
Однако, как это ни странно, при ужении количество балхашской маринки «стрелки» по мере приближения к Балхашу у нас резко падало, зато сильно возросло число вылавливаемой маринки илий-ской. Если вверху реки за два-три часа вечернего ужения вылавливалось 5—6 кг мелких «стрелок» по 250—300 г, то в низовьях достаточно было поймать трех-четырех «османов», чтобы выполнить обязанности кормильца экспедиции. Особенно крупных экземпляров ни на удочки, ни на шнуры нам не попадалось.
Хуже стало, когда мы доплыли до расположенного при устье Или поселка Куйган. Здесь большой рыбозавод, по реке снует множество лодок, на берегах постоянный шум, и ужение оказалось безуспешным. В Балхаше близ устья мы не ловили: он мелководный, далеко в воду уходят сплошные стены камыша, на километр от берега глубина его всего по пояс.
Весною мне пришлось снова подъехать к Балхашу, но уже с противоположного, северо-западного его берега. Около крайней оконечности залива Ак-Куль мы впервые увидели его гладь и затем в продолжение почти двух недель ехали, не теряя озера из виду.
Сразу же заметили, что этот берег был по характеру совершенно другим, и именно отсюда мы смогли оценить грандиозные размеры озера. Камыши на этом берегу крайне редки и малы, а по большей части берег скалистый или песчаный, в обоих случаях голый.
Он причудливо изрезан множеством заливов и мысов, далеко вдающихся в озеро, поблизости множество островов, о существовании которых на южном берегу нельзя и подозревать. Один из прибрежных поселков носит название Мын-Арал, что значит «тысяча островов».
Озеро у северного берега мелководно: чтобы погрузиться в воду до пояса, нужно уйти от берега по меньшей мере на километр. Таким образом, с рыбной ловлей у нас ничего не выходило…
Лишь единственный раз мы отвели душу. Было это на длинном мысу в 12 км от Мын-Арала, где камни облеплены мальчишками, удившими рыбу. Это было в сущности не ужение, а баловство, так как ловились, правда ежеминутно, мелкие, едва длиннее пальца, окуньки. Насадкой служил глаз окуня. Я разговорился с малолетними рыбаками, посмеялся над их кошачьей добычей.
И тогда один из них обиженно сказал, что вот сегодня им некогда, а на конце мыса, на глубине, «знаешь, какая маринка ловится, по кило и больше». Я ухватился за это сообщение и предложил ему поехать с нами на машине, проводить к этому месту. Мальчик полез в кузов… Мы переехали несколько каменистых водостоков и на краю мыса остановились ночевать.
С утра, обойдя два залива, достигли с нашим проводником крутой каменистой оконечности мыса и, насадив на крючок глаз окуня, закинули удочки. Действительно, из трех-четырех поклевок по крайней мере одна принадлежала довольно крупной, до 2 кг весом, балхашской маринке. Окуни надоедали чрезвычайно. Я пустился в поиски какой-либо иной насадки и остановился на сероватых жирных кобылках.
Успех превзошел все ожидания: клев стал несколько реже, но зато ловилась одна только маринка, окуни кобылкой не интересовались. К закату солнца мы натаскали два ведра крупных маринок, и вечером над лагерем благоухал аромат жирной ухи.