В лучах весеннего солнца просыпается природа, и земля украшается радостными и свежими нарядами. Просторы рек и озер, освободившихся ото льда, зовут к себе подводника-натуралиста. Пока мы очень мало знаем о том, что же делается под водой весной. Охота на рыб во время нереста недопустима, но натуралист в маске с дыхательной трубкой или с аквалангом за спиной, оставив гарпунное ружье, может увидеть много интересного, а остановиться можно на рыболовной базе «Никольское», забронировать номер можно тут bazanikolskoe.ru.
Подводное плавание весной имеет свои трудности. Во многих водоемах вода мутная, видимость 1—2 метра. Для подводных путешествий в весеннее время нужен -водонепроницаемый гидрокостюм. Под него надо надевать шерстяное белье. Если летом для охотника или рыболова термос почти ненужная вещь, то для-«подводника» весной — это предмет первой необходимости.
После плавания в ледяной весенней воде обязательно нужно выпить горячего сладкого чаю или кофе. Употреблять спиртные напитки ни в коем случае нельзя. Бодрость, теплота после стаканчика спиртного обманчивы, а поплатиться за это сомнительное удовольствие можно жизнью.
Много раз я путешествовал по Ладоге весной. Наблюдал и фотографировал нерест щук, видел, как жадно поедают окуни плотвичью икру, как сопровождают сиги стаи корюшки, тоже рассчитывая поживиться икрой, видел весеннюю пляску язей и очень редких даже весной и совсем исчезающих куда-то летом миног. Однажды я повстречался с пугливой ладожской нерпой, о хитрости которой рыбаки рассказывают много историй.
Задумал я решить и еще одну задачу: проникнуть в центр болот одного из островов Ладоги. Когда приходится встречать большое болото, испытываешь чувство глухой тоски и непонятного страха.
Такое ощущение, вероятно, рождается при виде безжизненного пространства. Однако пустынность болот обманчива. Там тоже кипит жизнь.
Когда-то на месте болота острова Лункулунсари был пролив. Постепенно он затянулся мхом, образовалась трясина. Ступишь на нее — все качается, ткнешь палкой — бездонная глубина. Из болота вытекает маленький, сдавленный мхами, ручеек. Перед входом в Ладогу он расширяется в довольно широкое устье.
Весеннее солнце пригревало воду и мох. Над ними вилась легкая дымка испарений. В моем челноке, кроме весел и подводного снаряжения, уложены длинный шест-пропашка, широкие охотничьи лыжи, рюкзак.
На северной стороне заводины растет редкий тростник, на южной он чередуется с полузатопленными и новыми кустами. Ближе к берегам в устоявшейся воде видны стебли многолетнего водного растения стрелолиста. После зимы растения только набирали силу. К осени на побегах стрелолиста вырастают клубни, иногда до 10—16 штук.
Если сварить эти клубни или испечь в золе, как картошку, получится вкусная и питательная еда. Народная медицина приписывает клубням стрелолиста и целебные свойства. Я направил челнок в конец заводины, в которую впадал болотный ручей. Местные рыболовы говорили, что в устье ручья изредка попадаются гигантские караси.
— Если в устье ручья есть караси,— думал я,— значит, где-то в болоте имеются открытые водяные плесы-озерца. Вывести к этим плесам должен ручей.
Предположение подтверждалось еще и тем, что вечером через устье ручья шли на снижение стаи кряквы, чирков, красноголовых нырков, чернети. И ныркам, и чернети нужна вода, а раз так — значит, есть на болоте озера. Толкая челн шестом, двинулся я вверх по ручью. Не легкое это было путешествие. Расстояние в полкилометра я преодолевал более четырех часов.
Местами ручей был настолько мелким, что челн садился на ил« К счастью, еще промерзшее дно выдерживало тяжесть человека. Я вылезал из челна и тащил его волоком за веревку. Кое-где на перекатах челн засасывало в грязь. Тянуть приходилось рывками.
Ручей сужался, а русло его становилось все глубже. Надо было толкать челн сзади, упираясь в него грудью. В высоких резиновых сапогах давно хлюпала вода, гимнастерка промокла.
И все-таки я понял, что приближаюсь к тому, о чем мечтает каждый натуралист — охотник и рыболов: попаду в неизведанный, нетронутый кусочек природы. Началось с рыбы. Перетаскивая челнок через перекат, я заметил всплеск.
— Щуренок,— подумал я и сделал шаг, взметнув ил. Но тут «щуренок» так болтанул хвостом и прошел, подняв волну, что я рот раскрыл от удивления. Миг — и щука выскочила на мель, выставив спину толщиной с руку…
Ручей кишел щуками. Его перекаты были порой в метр-пол-тора шириной. За каждым перекатом следовал плес. На них и скопилось на нерест множество щук.
Впереди все отчетливее выступали тростники. Полоска ручья шла оттуда. Ручей перегородили плавающие растения. После зимы они были темновато-бурые, их корни и стебли прочно переплелись и образовали плавающую подушку — не разорвать ни веслом, ни носом челнока.
Пригодились лыжи. Я бросил их на плавину болотника, встал на них и почти по пояс погрузился в воду. В водяной канал, образовавшийся под моей тяжестью, руками ввел челн, затем влез в него. Травянистый покров не разорвался. Когда вместе с лыжами он всплыл, я перебросил лыжи подальше, снова встал на них и опять протолкнул челн.
Усталый и мокрый, встал я на челне и… радость! За пятиметровым тростником заблестела широкая полоса воды. Озеро!
«До вечерних сумерек надо замаскироваться»,— подумал я. Но выйти на качающийся мох оказалось нелегко. Он тонул, прорывался. Выбрав моховой мысик, густо поросший тростником, я бросил на него лыжи, поперек положил шест. Осторожно вылез и встал на лыжи. «Берег» закачался, лыжи глубоко утонули в мох, колеи наполнились водой. За веревку я развернул челн, подтянул его на мох и встал в него, затем вытащил лыжи и перебросил их дальше. Лежалым старым тростником я прикрыл челн, кое-где бросил сверху мох.
Озеро оказалось продолговатым, с небольшим изгибом. Его ширина достигала метров семидесяти, длина около двухсот. В разных местах покачивались сплавины, оторванные ветром кочки мохового берега. Озеро окружали высокие заросли тростника. После зимы тростник был светло-желтого цвета. На смену этим отмершим стеблям должны были вырасти новые.
Приближался вечер, и солнце уже коснулось далекой полоски леса. Я даже не успел разобрать, когда подлетели утки. Раздался свист крыльев, и с протяжным всплеском на озерко опустилась стая красноголовых нырков. Птицы спокойно плыли по озерку, уверенные в безопасности.
Вдруг левее от мысика опустился диковинный широконосый селезень.
За вечер прилетело еще несколько широконосок. Особенно много садилось на озерко красноголовых нырков, шумных, говорливых птиц со стремительным полетом. С вечерними сумерками «повалил» чирок.
До рассвета я решил подремать прямо в челноке. Под куртку надел свитер, завернулся в плащ-палатку, под голову положил рюкзак. Заснул не сразу. Уж очень необычной была обстановка — ночлег в челне на болоте, далеко от жилья.
С озерка поднимался туман. У мохового берега краснела едва видимая полоска потухающего заката. На поверхности воды таинственными пляшущими светлячками отражались звезды. Темным кольцом окружал челнок тростник. При малейших порывах ветра он как-то по-особенному, со звонкой ноткой, шумел, тихо переговаривался. Первый весенний комарик тонко пропищал над ухом.
Я задремал. Проснулся с каким-то тревожным чувством. Что-ю большое двигалось по окраине болота, шумно дышало, подминая тростник. Над лесом уже алела первая полосочка зари, хотя темнота еще покрывала болото. Я привстал в лодке. Где-то совсем рядом раздалось протяжное тетеревиное «чу-фы-ы-ы». Опять зачавкал мох под тяжелыми ногами. Оглянувшись, я увидел на окраине болота темные силуэты трех лосей.
Взмахивая большими крыльями, протяжно посвистывая, прошла над озером стая кроншнепов. Почти рядом с челном упал бекас и, заметив что-то подозрительное, прижался во мху, поблескивая глазами-бусинками. Утренний лет уток начался с восходом солнца и закончился в десятом часу. Стайки и одиночные утки летели низко над тростником. Их путь лежал через озерко.
Я вывел челн, решил заглянуть под воду.
Коричневато-болотная вода обожгла холодом руки и лицо. Я сделал несколько глубоких вдохов и, неторопливо работая ластами, поплыл вдоль моховой кромки. Прозрачность воды невысока. Но дно на глубине трех-трех с половиной метров все же видно, хотя и расплывчато. Рукой я потрогал грунт. Он был какой-то киселеобразный, напоминающий черную мазь. Это сапропель, ценный продукт подкормки сельскохозяйственных животных.
Взмахнув ластами, я приблизился к краю озерка. Срез мохового берега уходил в воду сантиметров на семьдесят. Скрепленные илом виднелись желтоватые корешки растений. Стайка мальков-карасиков задержалась у моховой кромки. Но вот в гущу рыб ворвалось темное тельце — жук-плавунец. Поднялась паника, малыши карасики бросились врассыпную. Плавунец успел цепко схватить одну рыбку и, быстро взмахивая лапками, потащил ее кверху.
— Так вот кто истребитель карасевой молоди,— подумал я. О том, что жук-плавунец — хищник, я знал.
Он питается не только водяными насекомыми, но поедает и рыбью икру. Рядом с маской проплыла извивающаяся ленточка — пиявка. Она задержалась на моховом срезе. Смотреть на нее было не особенно приятно, но любопытство взяло верх. Я приблизил к ней лицо почти вплотную. Пиявка быстро засасывала червяка.
Я набрал в легкие побольше воздуха и нырнул. Слева под моховой подушкой была темнота. Насколько уходила туда озе-рина — определить трудно. На открытом пространстве видимость стала лучше. Отчетливо выступили буроватые водоросли и крас-но-илистое дно. Там, где начинались границы моховой сплавины и шла черная тень, обитало множество маленьких рачков-мор-мышей, хорошей насадки для ловли рыб.
На поверхности состоялась неожиданная встреча. Из-за длинной сплавины выплыл зверек, за ним тащился голый массивный хвост. Я замер. В метре от моей головы зверек остановился. Глазки смотрели в недоумении.
Я шлепнул ластом. Зверек живо нырнул. Это была ондатра. По ручейку ондатры проникли в центр болота.
Первых карасей я увидел в узком конце озера в истоках ручья. Рыбы были средней величины. Они плавали около дна, неторопливо пошевеливая плавниками. Вдруг из-под сплавины вышла четверка гигантов. Увеличенные под водой, они казались мне шириною с тарелку. Таких я видел впервые.
Они плыли неторопливо, растянутым строем.
Вот вся стайка пошла ко дну. Передний карась завозился в илистом грунте. Обычно рыбы, хватая приманку со дна, становятся под углом — голова вниз, хвост выше. А карась вел себя не так. Он несколько раз изогнул туловище и взметнул вверх облачко мути. Охотник во мне взял верх над натуралистом. Прижимая к груди добычу, я поднялся на поверхность.
Весила рыбина граммов восемьсот. Надев карася на кукан, я погнался разыскивать стайку. За исток ручья нагнало ветром много островков-сплавин. Здесь оказалось настоящее карасиное сборище. Чем привлекло сюда рыб, я как следует не разобрал, но успел заметить на дне заросли нитеобразных водорослей.
Мелкие карасики паслись вразнобой. Через стайки мелочи проплывали средние карасики, а иногда с солидной неторопливостью три-пять карасей-великанов. Мелкота расступалась, давая им дорогу.
На берег к челноку я выбрался, подминая животом колеблющийся мох. Хотелось поскорее сдернуть костюм и одеться в теплое.
Я решил получше осмотреть болотное озерцо. В одном месте лесистый мысок вклинился в болото и близко подошел к озерку. В восточной части озера, миновав нагромождения сплавин, я увидел почти пересохшее илистое русло нового ручья.
Метров через триста тяжелого пути по нему тростники расступились, заблестела вода — второе озерко. В поперечнике оно было не более шестидесяти метров. Глубина достигала двух метров. Задерживаться на озерке я не стал, так как увидел широкую полноводную протоку. Она уходила в густейшие заросли тростника.
Подталкивая челн шестом, двигался я по протоке. Было жутковато и все-таки интересно. Ведь я находился в уголке природы, о котором даже никто из местных старожилов ничего не знал. Да и бывал ли здесь вообще человек?
Уже на протоке я услышал многоголосый утиный говор. Третье озеро оказалось густо окруженным прошлогодним тростником.
Перед отъездом я снова облачился в гидрокостюм и поплавал в третьем озерке. Вода здесь была несколько мутнее, но карасей я видел много, правда, крупных не попадалось. Осторожно плыл я по поверхности, стараясь рассматривать через стекло маски дно. Лучи солнца, пробиваясь через толщу воды, играли на дне красновато-прозрачными бликами. И вдруг из протоки вышла огромная рыба. Я замер, удивленный ее размерами и необычным видом.
Первое, что поразило меня, это ее окраска. Все караси, которых я встречал в озерках, были золотистые. В лучах солнца их бока отливали бронзовой желтизной. У этой рыбы окраска была серебристой, с легкой примесью золотых оттенков, а тело более вытянутое, хотя массивное и толстое.
Пожалуй, это было что-то среднее между серебристым карасем, карпом и лещом. Я спохватился, взмахнул ластами и выстрелил по рыбе в угон с трех метров. Стрела уткнулась в ил — промах! Я подплыл к берегу, оставил гарпунное ружье и взял фотобокс.
Долго плавал я в озерке, но мне все же повезло. У северного берега, среди затонувших растений, я снова наткнулся на странных для приладожского озерка рыб. Среди водорослей плавало несколько примерно килограммовых рыб. Одни выделялись шириной, темной спинкой и золотистым боком, другие были длиннее, уже с серебристым оттенком. Рыбы подпускали почти вплотную, и я успел сделать несколько снимков.
От местных жителей я слышал, что на большом озере, расположенном в островном лесу, однажды рыбаки поймали необыкновенную рыбу — нечто среднее между карпом и карасем, но серебристой расцветки.
Впоследствии, разговаривая со специалистами-ихтиологами, я узнал, что финны в некоторые озера выпускали карпов. Оттуда эти рыбы могли перекочевать и в другие водоемы. Так что вероятность встречи с карпом на «диких» водоемах Ленинградской области и Карелии не исключена. О возможности гибрида карпа с карасем я ничего определенного не знал.
Путь к озеркам, короткая ночь в челне, плавание в тонком гидрокостюме давали о себе знать, чувствовалась усталость. Продолжать дальше плавание я не мог и повернул к кромке озерка, где стоял мой челнок.
Через несколько дней, когда закончился нерест щуки, я разыскал на восточном берегу Мантсинсари еще одну самостоятельную озерину. Из Ладоги к ней подходил ручей-канавка. Озерина оказалась небольшая, и я не рассчитывал увидеть там что-либо особенное.
Прозрачные пузырьки воздуха взметнулись кверху, когда я ступил на илистое дно. Холодная вода словно нехотя приняла меня. Сначала перед стеклом маски была одна муть. Затем серебряными бисеринками в лучах солнца засверкали стаи каких-то мальков.
Я поплыл. Слева навис моховой берег. Как-то инстинктивно я приподнял лицо и на полметра от поверхности в тени сплавины увидел огромную щуку. В груди что-то екнуло. Как биллиард-ный кий, навел я гарпунное ружье и нажал на спуск. Ожило неподвижное «полено».
Облачко мути заклубилось на дне. Я нырнул, руки скользнули по рыбьему телу. В илистой мути, как в дыму, нащупал гарпун и толчком вонзил его поглубже. Это необходимо делать, когда рыба крупна. Иначе она может сорваться с пикообразного наконечника.
На поверхности щука была надета на кукан. В озерке оказалось очень много щук. Вероятно, рыба зашла сюда в весеннее половодье. Затем вода спала, и выход по канавке-ручью стал невозможен.
В зеленоватой воде около дна плыло несколько средних ка-расиков.
Сверху были видны их спинки. Не успел я разглядеть получше карасей, как в центр стаи ворвалось длинное тело другой хищницы. Схватив карася поперек, щука остановилась. Нижняя челюсть у щуки зашевелилась короткими толчками. Я увидел, как тельце карасика поворачивается у нее в пасти хвостом вперед. Развернув карасика, щука стремительно пошла в сторону.
На озерке я подстрелил еще две крупные щуки. Для подводного охотника это была удача, так как на большом водоеме очень редко можно за час посадить на кукан три крупные щуки.
С успехом охотиться в болотных озерках можно, имея о них некоторое общее представление.
Зарастание водоемов, образование болот идет от берегов. Иногда растения образуют как бы надвигающийся к центру водоема плавающий ковер.
Есть и другой вид болот, зарождающихся в углублениях суши в результате подъема грунтовых вод или заполнения впадин атмосферными осадками. Наиболее интересны для подводного охотника болота с озеринками, связанными ручьями с большими водоемами.
К сожалению, зимой рыба сохраняется только в тех озерках, где есть подводные ключи и большая глубина. В озерках, промерзающих до дна и лишенных стоков, рыба гибнет от недостатка кислорода.
Иногда после нереста в болотистых озерках скапливается так много щуки, что достаточно коснуться воды кончиком удилища или палки, и из водорослей, рассчитывая на поживу, выскочит хищница.
Охотясь на болотных озерках, необходимо соблюдать меры безопасности. Каждое движение, каждый шаг должны быть обдуманы и неторопливы.
Пробираясь к озерку по протоке или ручью на челне, прощупывайте глубину ила шестом. Хорошо иметь в челноке надутую автокамеру на случай, если челнок перевернется. При пешем движении по моховому покрову его следует периодически пробивать шестом и прощупывать, глубоко ли твердый грунт. На ноги нужно надеть болотоступы.
Их можно заранее заготовить из бамбука или ивовых прутьев. Бывает, что моховой покров едва держит. Идешь, а у самого «душа в пятках». Проткнешь мох шестом, а там глубина с полметра и дно твердое — провалишься не беда, лишь в сапоги черпанешь холодной водицы. А другой раз ткнешь шестом — и уходит он куда-то в бездонное пространство…
Многие считают идеальным способ передвижения шагом на лыжах по болоту. Однако на лыжах не пройдешь по сырому мху и пяти шагов. «Пыжи прогибаются, их буквально приходится вырывать. Широкие старые лыжи могут пригодиться в двух случаях. Если моховой покров прорвется и нужно будет увеличить площадь опоры, чтобы выбраться, и при оборудовании стоянки, сухой площадки на берегу озерца, на которую вы можете положить свой рюкзак, одежду и т. д.
На болота, особенно труднопроходимые, не рекомендуется ходить одному. Один идет впереди, другой метров на десять сзади. У каждого должно быть метров 15—20 легкого, но прочного шнура. Можно иметь и крепкий пояс кольцом, тогда у шнуров должны быть на концах карабины.
При пешем подходе к болотной озерине хорошо иметь легкую надувную лодочку из ткани или резины, с предохранительным чехлом из брезента для прочности. За неимением лодки можно брать две автомобильные камеры. Привязанные к плотику из жердей, они легко держат на воде человека. Во время движения по глубокому болоту с тонким моховым покровом рекомендуется резиновую лодку нести надутой. Преодоление трудного маршрута по болоту имеет свою спортивную прелесть, приносит удовлетворение и укрепляет веру в свои силы.
Для рыболовов могу сказать еще, что в болотах Приладожья обитает в основном золотистый карась, серебристый — большая редкость. Лучшая насадка для карася — красный навозный червяк, но берет он и на дождевого и на шарики хлеба.
Возможно, я не сумел приспособиться к привычкам карасей, но на удочку рыбы более 200—300 граммов мне не попадались, хотя в болотных озерах встречаются очень крупные экземпляры. Наибольший карась, убитый из гарпунного ружья, весил 1 килограмм 300 граммов. Ловля щук на болотных озерах возможна на блесны, кружки и щучью удочку.
Некоторую трудность могут доставить живцы. Часто там, где много щуки, мало карася или вообще его нет. На такие «щучьи озера» желательно взять с собой живцов с другого водоема или использовать для насадки живых лягушек. В болотных озерах щука охотно берет и на них.
Плавание у островов и в болоте Приладожья дало мне много новых впечатлений и помогло проникнуть в заманчивый и новый для каждого из нас весенний подводный мир.